ПРОЕКТ РОССИЯ 98

От редакции

От общественных зданий, как ни от одной другой типологии, ждешь ярких, неба­нальных, запоминающихся решений. Что может быть зрелищнее, чем театры и концертные залы? Что еще вдохновляет так, как современные школы и кампусы с тонко настроенной образовательной средой, направленной на раскрытие личностного потенциала студентов? Что впечатляет более, чем современные иконические винодельни в контексте живописных ландшафтов? Что радует сильнее, чем осознание, что и мы научились строить здания с вертикальным озеленением и относиться к инфраструктурным объектам как к полноценным архитектурным? И пусть даже некоторые решения вторичны (но есть и характерный пример воплощения «нового русского стиля»,  — по гамбургскому счету это не умаляет достоинства той среды, которую они создают. Хотя, например, Вольф дПрикс, возглавляющий культовое бюро Coop ­Himmelb(l)au, сокрушается, что сегодняшние молодые архитекторы просто боятся создавать ­нечто действительно самобытное, выходящее за рамки тривиальной коробки, и текущую биеннале в Венеции именует «концом архитектуры».

Прав он или нет — вопрос дискуссионный. Однако есть и альтернативный ответ на все перечисленные «что сильнее», и беглого пролистывания номера достаточно, чтобы понять, что имеется в виду: еще больший трепет мы испытываем от объектов, которые возрождаются из руин, наделяются неожиданными функциями, раскрываются с альтернативных сторон и возвращаются городу в новом качестве. О них у нас и отдельная подноминация внутри подборки лучших проектов, и отдельный блок статей о наиболее громких прецедентах (иногда не до конца завершенных), которые мы по тем или иным причинам не взяли на конкурс, но не смогли не показать.

С каждым таким объектом связано множество историй, достойных отдельной книги, и на страницах журнала мы не уместили бы их при всем желании. А как, например, умолчать о фанатично-пытливом Саше Исакове, который провел достойное детективного сериала расследование, где были и бабушки в библиотеке, вычитывающие некрологи, и завсегдатаи кладбища, которые помогли найти нужный участок, ответственные родственники, не только регулярно ухаживающие за могилами предков, но и читающие записки, которые там находят, и перезванивающие по указанным телефонам? А все для того, чтобы миру открылись подробности жизни и творчества Екатерины Максимовой — первой русской женщины-архитектора и автора проекта фабрики-кухни в Самаре (с недавних пор — филиала Третьяковской галереи). Или как упустить тот факт, что причины пресловутой текущей крыши в русском павильоне в Венеции — в том, что изначально компания-подрядчик из-за экономии бюджета не установила водостоки, а сам Щусев остался без гонорара? Или что Леонид Михельсон, когда Тереза Мавика впервые рассказала ему про ГЭС-2, переспросил: «А где это — Болотная набережная?».

Одним словом, общественные здания — вновь построенные или переосмысленные — это всегда истории про людей и для людей. И вот сильнее этого действительно нет ничего.